Сергей Артаулов: Зал ожидания.
Конечно же, имеется в виду зал ожидания не только и не столько вокзальный, а тот, куда главного героя, возможно, уже «не пустят» – туда, где всё начинается заново. Зал ожидания – как символ большого камня на распутье («направо пойдешь – погибель найдёшь…») или как конечный (а может, исходный) пункт, куда человек неизбежно попадает в то нелегкое время, когда он чувствует, что пришла пора для «кризиса среднего возраста»? (Правда, у героя-то рановато – 33 года! А впрочем, у всех ведь это случается по-разному… Многозначительный возраст – 33 года…) Отсюда, из зала ожидания, берет начало новая дорога в неизвестное.
Когда-то, рано или поздно, человеку надоедает его квартира, которая «пропахла специфическим кисловатым запахом одинокого быта» (между прочим, очень созвучно опубликованному на нашем сайте рассказу «Путешествие» М. Филиппова: http://www.lito.ru/sbornik/1292 ), да и он сам надоедает этой квартире, становится неприятен жене («Какой-то небритый он!.. Скучный... Ночью храпел опять...» – говорит о нем жена), – и человек уходит. Пытается уйти. Не у всех это получается. Но, так или иначе, человек снова окажется у начала вещей («Я странствовал сердцем у начала вещей. Чжуан-цзы») и поймёт, что уйти-то он не может. Некуда.
Или возвращение – это всего лишь один из вариантов решения?
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Алексей Петров
|
Зал ожидания
Человек, пришедший слишком поздно, чего он ждет?..
Ну, хорошо, допустим, он ничего не ждет – ему 33 года, он лысеет, и в зал ожидания (как человек считает) его не пустят. (Хотя, справедливости ради надо сказать, что он даже не тыркнулся; ну, в этот зал ожидания; не попробовал даже дверь открыть; согласись, не попробовал; ты даже "сим-сим" не сказал! – и она не открылась; а ты сквозь стеклянную стену смотрел, как внутри резвятся подростки, смотрел и завидовал, разве не так?)
Но даже и он на что-то надеется (помнишь, стихи такие были – ты в школе учил – про надежду, которая придет и разбудит кого-то там в подземелье, и вот тогда уж точно придет пора – пора, брат, пора! – и оковы падут, и темницы рухнут, и кто-то кого-то встретит, и, как в том анекдоте: "Волобуев, вот вам х... то есть меч!"). И хотя он давно отказался верить в стихи, которые учил в школе, все равно человек на что-то рассчитывал. А раз он рассчитывал, значит, надеялся. А коль скоро надеялся, значит, и ждал. И мы вернулись к тому, с чего начали.
Но отступим на шаг назад... Перед нами – вокзал. Старое здание из красного кирпича с нелепой башенкой и часами. Часы показывают двенадцать. И – по сопутствующим приметам (по тому, что горят фонари у главного входа, по тому, что вокруг фонарей сгущается сумрак, по тому, что зудит комар, и бьются о желтые фонарные стекла серые бабочки) – мы делаем вывод, что это полночь (ну, так, примерно...).
Высокие деревянные двери закрыты. Поначалу нам кажется даже, что они заперты. Но, стоило человеку потянуть за веревочку (он как будто услышал в голове голосок бабушки: "Дерни, дерни, дитя мое!.."), и – заскрежетал механизм, защелка отъехала, с легким хлопком (так открываются могильные склепы, старые холодильники и барокамеры) дверь поддалась, петли скрипнули, прямоугольник света вывалился на улицу.
Человек вошел в главный зал.
И сразу же обнаружил, что изнутри он больше, чем можно было представить себе, стоя снаружи (говоря по правде, человек не пытался ничего представлять, он и думать не думал об этом, когда с ноги на ногу переминался на улице, – и все-таки был удивлен).
Главный зал представлял собой нечто вроде гигантского тоннеля, вытянутого так далеко, что двери, ведущие, надо полагать, на перрон, терялись в голубоватой дымке. Посреди возвышался серый мраморный постамент, увенчанный бронзовым бюстом. "Чингисхан", – решил человек, глядя в раскосые глаза изваяния. (Но это был вовсе не Чингисхан. О чем и свидетельствовала золотая надпись на постаменте: "Я странствовал сердцем у начала вещей. Чжуан-цзы".)
Слева располагались кассы, справа – бистро и киоски. Но мы пока не пойдем ни туда, ни туда. Мы снова сделаем шаг и еще шаг назад и очутимся в небольшой квартирке где-то у черта на Озерках (точный адрес в таких обстоятельствах значения не имеет; не менты же мы, в самом деле, чтоб проверять прописку!).
Квартирка оклеена желтенькими обоями (с точки зрения женщины, возможно, веселенькими; или – нагоняющими депрессию – с точки зрения противоположной). Квартирка пропахла специфическим кисловатым запахом одинокого быта (а может, и бытия, если вдруг допустить, что последнее нам удалось понюхать) – стойкой смесью ароматов табачного дыма, нестиранного белья, двухнедельной пыли, томящейся в раковине посуды (у некоторых категорий женщин от этого запаха слезятся глаза, что можно интерпретировать как приступ безудержной жалости).
Человек сидит у окна – в позе роденовского мыслителя – на шатком кухонном табурете. Трудно сказать, о чем конкретно он думает. Если бы кто-нибудь подошел и тронул его за плечо, – "А?.." – отозвался бы человек. И потом бы сказал: "Да так, ни о чем... Хочешь пива?". Но в том-то и дело, что никто не пришел. И человек сидел у окна до позднего вечера, а потом встал, помялся немного, огляделся подслеповато, оценил обстановку, махнул рукой, решился на что-то (самые главные наши решения мы принимаем, когда думаем ни о чем, когда некому тронуть нас за плечо) и отправился в коридорчик – надевать башмаки...
Итак, справа бистро, слева кассы. Можно купить билет, а потом поужинать. Значит – налево.
- Девушка, есть купе до Москвы? На сейчас.
- Минуту... – правая рука девушки вознеслась над клавиатурой. – Есть одно верхнее. Поезд в ноль пятьдесят пять. Берете?
- Да. Сколько с меня?
- Тысяча четыреста сорок. Ваш паспорт...
Вот тут наступает самый напряженный момент. Великий замысел может рухнуть из-за паршивой бумажки. Человек сует руку в задний карман... Пусто. "Черт! Украли? В метро украли?". В другой карман... Неудача. "Или вчера в троллейбусе?". Левый внутренний карман куртки...
- Забыли? – осведомляется девушка.
- Нет!!
Но в кармане – только старый билет в Ломоносов (человек читал лекции тамошним платникам – "Современная теория естествознания" – и студентки с меланхолической грустью в глазах разглядывали холостого, без признаков женской ласки – пиджак немного помят, воротничок рубашки испачкан – преподавателя, а потом – в мечтах – покидали неуютное помещение).
Правый внутренний карман куртки... Ну же, ну!.. Уфф... Вот он! (И все облегченно вздыхают. А стоит ли радоваться? Может быть, человек умрет по дороге в Москву? Заплутает в ярком безумии сна и не отыщет выхода? А в 9.15 в купе зайдет усталая проводница, будет толкать и кричать: "Мужчина, вставайте!". Потом всё поймет, сядет на нижнюю полку, и так ей сделается нехорошо, что она решит навсегда распрощаться с ОАО "РЖД". И уедет в Тибет или Оптину пустынь.)
Справа – бистро. Если уж человек настолько проголодался, что ж, пусть идет! А мы тем временем сделаем шаг и еще шаг, и еще шаг назад. "Меня зовут Ольга, – скажет нам женщина. – Я – жена. То есть была жена, а теперь уже не жена. То есть мы не разведены – ну, официально, – но не живем уже вместе два года. А до этого жили семь лет. Да... (Задумалась.) Так о чем вы? (Вообще-то мы ни о чем, но женщины всякое обращение способны понять как вопрос. Говоришь ей: "Спасибо", – а она улыбается скромно, и тело ее отвечает: "Да, конечно, согласна...".) Почему мы?.. Нет, не поссорились. Мы никогда... Ну, не знаю, если только по мелочам... И даже это были не ссоры. Как вам сказать?.. Вот если бы это были ссоры!.. Может быть, мы бы... А может, и нет. Ну что вы пристали?! Почему, почему?.. Откуда я знаю?! Просто я утром проснулась, и было так солнечно... И так хорошо... Тюлевые занавески, пылинки... А рядом – он! Спит. Потный. Как вам сказать?.. Когда видишь рядом потного мужика... даже если он муж... и даже это хуже, если он муж!.. с таким мужчиной не хочется проводить утро. Потому что... Какой-то небритый он!.. Скучный... Ночью храпел опять... А тут – солнце! Ну я и ушла. Не сразу, конечно. Переехала к маме... А он молчал. Вот если бы он... Ну хоть что-то!.. А он молчал. "Да... Ладно..." – все, чего я от него добилась...".
Выход на платформы – в голубой дымке. Туда еще рано. Но уже пробирает дрожь. Преддорожная лихорадка. Кофе? Пожалуй. А лучше – водки. Сто грамм. "Флагман", "Путинка", "Охта", "Столичная"?.. Какие у вас бутерброды? С колбасой, с сыром, с семгой, с икрой... Два с семгой, пожалуйста. И все-таки чашку американо, а то меня развезет...
Человек садится за стол. Напротив расположился китаец. Настоящий лысый китаец – с тощей бородкой, в шелковой парадной пижаме. "Тоже, наверно, в столицу", – думает человек. Китаец кушает рис, ловко орудуя палочками. "Не Москва, а сплошной чайна-таун", – качает головой человек. Китаец подбирает последнюю рисину. "Почему их так много? Плодятся, как кролики...". Китаец откладывает в сторону палочки. "О чем они только думают? К войне готовятся что ли?..". Китаец разводит в стороны руки и взмывает под потолок. "А я не решился. Мы не решились... Почему? Инстинкты ослабли?". Китаец кружит, словно чего-то выискивает. "А может, нет такого инстинкта – продолжения рода?". Китаец хватает бутылку со стойки бара, седлает ветер и уносится прочь. "Эй!.. Стой!.." – кричит вдогонку бармен. "Или мы слишком много раздумываем? Загадываем на будущее, планируем... А надо просто плодиться и размножаться. И в этом весь смысл? Надо подумать. И покурить...".
В принципе, ближе было бы отправиться к тем дверям, которые выводили на улицу, но человек повернул направо – к голубоватой дымке, к перронам. Наверно, он был немного навеселе. Или вдруг ощутил паровозный запах – запах гари, дороги, железа и черной машинной смазки – дешевой романтики странствий... Так или иначе, он повернул направо, прошел метров десять и увидел зал ожидания.
От главного зала его отгораживала стена из стекла, такие же стеклянные двери и целая жизнь. В зале ожидания резвились подростки. Их было множество. Как будто кто-то рассыпал бисер – сотни шариков всех цветов радуги. И шарики эти, однажды ударившись, продолжали скакать, то образуя группы, то разбегаясь по разным углам, сталкиваясь, смешиваясь, разбегаясь снова... Причем, сами они (человек это чувствовал каким-то десятым чувством) не замечали собственной суеты. Они казались себе невероятно сдержанными. Они не ходили даже – они вышагивали. Ощущение собственной значимости переполняло их до краев. Но – то ли стекло искажало картину, то ли у человека, отмотавшего тридцатилетний срок жизни, деформировался хрусталик, то ли просто катастрофически не совпадали ритмы за и перед стеклом... – но осмысленное, размеренное движение там – здесь казалось лишенным смысла и хаотичным.
Человек стал ходить вдоль стеклянной стены и думать. О том, что зал ожидания – заповодник ненаступившего будущего, и именно потому, что ты ждешь, оно никогда не наступит, а случится другое будущее, которого ты не ждал, и вот это самое, нежданное, будущее вдруг сделается твоим настоящим, и однажды вечером ты придешь в прокуренную квартиру у черта на Озерках и почувствуешь, что она – не твоя, и пиджак, который ты носишь, – не твой, и рубашка, и брюки, и даже трусы (потому как в таких трусах ты бы никогда не пошел в то, свое, ожидаемое...), и, если уж совсем говорить по-честному, то и мир – не твой, и тело – такое же (разве может быть твоей, например, эта лысина, этот пивной животик, эти пальцы, желтые от табачного дыма, эти пятнышки на плечах, обесцвеченные пустые глаза, дряблый рот, морщины и складки?), и душа... То есть ты понимаешь, что совершенно ни с чем не связан, и значит, можно ехать в Москву. То есть поздно, но можно. Ты уже ничего не ждешь, а только надеешься, что вот приедешь в Москву и станешь по-настоящему чужим в чужом городе, и тогда в этой вселенской чуждости начнешь выстраивать нечто свое, настоящее, никак не связанное с ожидаемым будущим...
Человек ходил и туманно думал. А между тем, объявили посадку, потом сказали, что посадка заканчивается, что скорый поезд в столицу отправляется с шестого пути (будьте внимательны и осторожны!). И вот, когда зеленый состав плавно двинулся по накатанным рельсам, человек окончательно понял, что он везде опоздал, что он не ждет, не надеется, что его просто нет. И тогда он пошел домой. А сердце его тем временем странствовало у начала вещей.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Сергей Артаулов: Зал ожидания. Рассказ.
15.02.07 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|