h Точка . Зрения - Lito.ru. Анатолий Субботин: Любовь манекена (Сборник рассказов).. Поэты, писатели, современная литература
О проекте | Правила | Help | Редакция | Авторы | Тексты


сделать стартовой | в закладки









Анатолий Субботин: Любовь манекена.

Любой город населён не только людьми.
Есть ещё статуи на бульваре. Скелеты в могилах городского кладбища. Манекены в витринах магазинов.
Они и все живые люди города существуют в одном пространстве и всё время как-то взаимодействуют.
Об этом - три сюрреалистических рассказа, странных и сильных.

Редактор отдела прозы, 
Елена Мокрушина

Анатолий Субботин

Любовь манекена

2011

Ангел |СТАТУИ |ЛЮБОВЬ МАНЕКЕНА


Ангел

Глубокая, старая, поросшая травой колея. Что за автомобиль тут проехал? Не иначе трехъосный “Урал”, ведь мы живем на Урале. Мы сидим, опираясь о дно колеи ступнями. Вокруг нас старое заброшенное кладбище. Трава, кусты, деревья. Привела нас сюда Ангел.

Накануне вечером мы “зарулили” к ней с полными “баками”. Я и мой друг Музыкант. У Ангела однокомнатная квартира и одна кровать. Мы проснулись трое в одной кровати. А что было делать? Ангел никого не хотела класть на грязный пол, и вообще, никого не хотела класть отдельно. Она любит всех. Однако не спешите окрестить ее шлюхой. Грязь не прилипает к ней. Иные шлюхи умудряются брать, отдавая. Ангелу же нравится именно давать. В ней нет ничего вульгарного. Одним словом, ангел. Не от мира сего. Кстати, этим объясняется ее совершенная непрактичность: неумение готовить, прибирать в комнате, жить.

Накануне вечером мы улеглись в следующем порядке. Сначала легла хозяйка. Я и Музыкант, сидя за столом и стараясь не глядеть в сторону кровати, оживленно заговорили на отвлеченную тему, то ли о погоде, то ли о космогонии Плотина, не помню. Мы старались отвлечься, а нам предлагали развлечься: антенны наших тел помимо нашей воли принимали позывные любви. На краю взгляда маячила призЫвная поза Ангела. Шел мощный весенний призыв сперматозоидов. В армию. Я очутился рядом с Ангелом, если не сказать больше. Музыкант тактично удалился на кухню и, скрипя половицами, заходил там, забродил. Ангел посмотрела на меня умоляюще.
- А Музыкант? – спросила она.

Мне и самому было неловко перед другом. Но тут все решала хозяйка, так сказать, положения. Видя, что она не против, я радостно закричал: “Музыкант, иди к нам! Ангелу не хватает твоей свирели”.

Наш концерт длился полночи. Хозяйка играла и пела. Причем пела с таким чувством, что соседи постучали в стену. Когда мы проснулись, она сказала: “Надо же! И до групповухи дожила. Со мной такое впервые”. “И с нами тоже”, - скромно заметили мы с Музыкантом. “Ребята, а ведь сегодня праздник! – опохмелившись, умилилась Ангел. – День Ивана-Купалы”. “Да, - сказал я, - славянский праздник летнего солнцестояния, день любви, ночь свального греха, оргия плоти. Считай, что мы его отпраздновали, вот только в реке не выкупались”. “Сейчас реки не те, - философски заметил Музыкант, - после купания в них солнце стоять не будет. Да и далеко тут до реки, а на природу хочется. В городе каменно и душно”. “Чего проще! – воскликнула Ангел. – Рядом кладбище. Пойдемте на кладбище”. “Пойдем, - согласился я, - тем более что земля очищает лучше воды. Она очищает до костей”.

Мы вышли из подъезда. Во дворе играли дети. Но, видимо, их время кончилось, потому что тетя кричала им: “Встали парами! Встали парами”! Эта сцена показалась мне символичной. Не так ли и жизнь строит нас парами? Не так ли и у нее случаются сбои? Кому-то пары не достается. Кто-то выбирает одиночество сам. А иные веселые ребята, вроде нас, не прочь станцевать танго втроем. И мы трое взялись за руки и пошли в конце детской колонны как наглядный пример того, что страна у нас свободная и “тройки” тоже имеют право на существование. Но некоторым прохожим, видимо, было невдомек, в какой прекрасной стране они живут: оглядываясь на нас, они плевались или крутили у виска пальцем.

У Ангела нет ни мужа, ни детей, поскольку ее мучит видение. Перед ее глазами лежит разрушенная троя, то есть семья, состоящая из трех человек. Жили-были папа, мама и их трехлетний сын. Но однажды к ним пришли люди в форме (или в гражданском, это ничего не меняет) и увели папу и маму. Ребенок остался в квартире один. Он долго плакал, пока не устал и не проголодался. Поев, он снова плакал, потом уснул. Так продолжалось несколько дней. Еда кончилась. Мальчик лег и уже не вставал. И не плакал больше. Тут к нему пришла крыса. Обнюхав его, она убежала и вскоре вернулась с кусочком сыра. Но он к сыру не притронулся. Тогда крыса стала носить ему разную другую снедь. Она воровала для него, рискуя жизнью. Она предлагала ему всевозможные лакомства. Но он только погладил ее слабой маленькой ладошкой, благодаря за человечность, и умер.

Ангел думает, что этот сон – в руку, и не заводит семью, боясь за будущих детей и мужа. Представляя свою судьбу трагичной, она боится распространения трагедии и хочет замкнуть беду на себя.

В центре города – овраг. Одна сторона его крутая, другая пологая. На пологой стороне – заброшенное кладбище. ТИХИЙ центр. Городской шум здесь почти не слышен. Птички поют, кузнечики стрекочут, скелеты прогуливаются. Они вылезли из могил, чтобы погреть на солнце свои старые кости. У нас с ними взаимопонимание: мы не обращаем внимания друг на друга. Они прогуливаются, мы – трое – попиваем водочку, сидя на краю колеи. Парк культуры и отдыха!

Вдруг в эту тихую симфонию врывается диссонанс – грубый солдатский окрик: “На место”! Мы видим между деревьями три движущиеся фигуры в милицейской форме. Патруль! Что он здесь делает? Как что? Наводит порядок: загоняет скелетов обратно в могилы. Вот один из скелетов подворачивается под руку и, получив удар дубинкой, рассыпается. Похоже на игру в городки. Только игра здесь ведется в упор.

Музыкант вскакивает.
- Пошли отсюда! – говорит он. – Мне не нравятся эти слишком живые и энергичные.
- Поздно, - говорю я, - они нас заметили.
Они подошли к нам и хором крикнули: “На место”!
- Вы что, заработались!? – возмутился Музыкант. – Не видите, что мы живые?
- Да и с мертвыми вы бы полегче, - поддержал я. – Чем вам не угодили эти безобидные мощи? В конце концов они гуляют на СВОЕЙ территории.

Я начал вставать, но оглушенный ударом в голову упал и потерял сознание. Очнулся – лежу ничком в колее. Приподнявшись на локтях, вижу перед своим носом ботинки Музыканта. Тяну его за ногу. Он стонет. С трудом мы садимся. Наши головы разбиты. Где Ангел? Тут же. Блюстители порядка сложили нас вдоль колеи, как в длинной братской могиле. Хорошо хоть землей не засыпали.
Ангел, как ты? Очнись! Мы вытаскиваем ее из ямы, трясем, осматриваем. Голова цела, тело, вроде, тоже. Ни переломов, ни крови. Но она не дышит. Я ищу ее пульс и не нахожу. Вдруг кто-то трогает меня за плечо. Оглядываюсь: скелет! Два скелета. Они оттесняют меня и Музыканта от Ангела и закрывают ей глаза. Занавес!
- Она умерла и теперь принадлежит им, - говорю я другу.
- Но отчего она умерла? - спрашиваю я скелетов.
Один из них показывает на ее левую грудь. Сердце. Конечно, сердце! Ангел не выносила грубости. А тут такая сцена! Видя, как упали мы, упала и она. Били нас, а убили ее. Как бы рикошетом.

Скелеты берут ее под руки, поднимают и уводят прочь. Ангел шагает, но это уже не ее походка. Это медленная, подчиненная неведомому космическому ритму походка скелетов. Странная тройка долго виднеется между редкими деревьями. За деревьями – краснота заката. А выше – темно-синее бездонное небо.

СТАТУИ

ЛЮБОВЬ МАНЕКЕНА

Передо мною за тонкой прозрачной стенкой лежит пешеходная дорожка, по которой ходят туда-сюда люди. Далее – шоссе, где снуют безумные машины. И за ним – деревья парка, над которыми время от времени взлетают и кружат стаи птиц.
Картина не меняется, и когда бы не люди, авто и птицы, она была бы спокойной, как я.
Я невозмутимо смотрю на всё это. Мне дела нет, что у людей разные лица и одежда, а у машин разная расцветка, – для меня они все одинаковы. Они сменяют друг друга; вездесущий свет солнца сменяется раздробленными огнями фонарей, окруженными тьмой; дождь, заливающий стенку, от чего картина делается мутной и почти невидимой, уступает место снегопаду. Я стою и смотрю. Равнодушен, неподвижен, неизменен…

Это случилось летним солнечным днем. Проходящая мимо девушка повернула ко мне голову и улыбнулась. Ну, и что? Такое было и прежде: люди оборачивались в мою сторону, некоторые даже останавливались. Но никогда еще никого из них я не провожал взглядом. А тут я удивленно заметил, как мои зрачки скосились девушке вслед.
Что в ней особенного? Почему я выделил ее из толпы? Я не знаю. Только с этих пор со мной стали твориться странные вещи; какой-то сладостный и одновременно страшный процесс начался во мне; словно ледник в горах стал подтаивать и неизбежно должен рухнуть.

Я стою и смотрю на проходящих мимо людей. Внимательно смотрю. Я ищу глазами ЕЕ. А вдруг она больше не появится? От этой мысли мне делается холодно. А между тем я различаю, что люди разные, очень разные. Вот легкой походкой идут два юноши; один другому что-то сказал, и они рассмеялись. Вот подъехала «Тойота», и из нее вышел плотный господин средних лет. Этот уже не так беззаботен: работа, семья, хлопоты, хлопоты. Он целеустремленно направился в магазин купить что-нибудь из одежды. Вот, сгорбившись, прошаркала мимо старушка. В наш магазин ей не нужно: не по карману. Ей уже вообще мало что нужно. Почему же выражение тревоги не покидает ее лица? В моей груди что-то защемило при ее виде. И еще при виде плачущего мальчика лет пяти, который бежал вслед за рассерженной матерью… Но чу! (как говорили в старину). Я затрепетал. Она прошла, слегка наклонив вперед голову, о чем-то задумавшись, и на этот раз не взглянула на меня. Темно-русые волосы до плеч, прямой нос, рука, придерживающая сумочку, весь ее облик, даже простые джинсы на ней – всё показалось мне таким милым.
– Смотри! – услышал я за спиной голос продавщицы.
– Что? – спросила ее напарница.
– Манекен голову повернул!
– Который?
– Саша.
Я понял, что речь идет обо мне, и принял обычное положение. Все равно девушка уже ушла. Оказывается, меня зовут Саша, а я и не знал.
– Ты что, Ленка, с похмелья!?
– Нет… просто показалось.
Когда продавщицы отвлеклись, я осторожно огляделся. Справа от меня стоит молодой человек, а слева – молодая особа. Они невозмутимо смотрят перед собой. Как я раньше. Но я уже не тот.

Раньше я не задумывался над тем, что я здесь делаю. Теперь я знаю: я жду ЕЕ появления. Она проходит не каждый день, но все-таки довольно часто. И всякий раз жаркая волна пробегает по мне сверху донизу, и в груди что-то начинает стучать. Жаль только, что она почти меня не замечает; лишь иногда бросит беглый взгляд, да и то не на лицо, а на одежду. После одного такого ее взгляда я и сам полюбопытствовал, во что одет. На мне был спортивный костюм. Эх, подумал я, если бы я был одет как джентльмен! Я не люблю, когда парни и даже мужчины ходят в спортивных штанах и шортах. В этом чувствуется плебейский недостаток культуры.
Вскоре мое желание исполнилось. Два грузчика по приказу директора магазина подняли меня и понесли на стол для переодевания. Когда продавщица Лена обнажила мое тело, я вдруг, несмотря на то, что со мной такое проделывали не впервые, испытал необычное чувство. Щеки мои словно загорелись. Заметив это, Лена хотела было крикнуть, но сдержалась; видимо, подумала, что ей все равно не поверят и, мало того, сочтут за больную, и начнутся проблемы с работой. Может быть, она даже засомневалась, здорова ли она в самом деле?.. А ведь Лена тоже девушка, думал я, но в ней чего-то нет, что есть в ТОЙ. Чего именно, я не знал.
Джентльменский вид (классическая пара, рубашка и галстук) не помог. Она скользнула по мне равнодушным взглядом, будто коньком по льду. Оно и понятно, ведь не за платье же (во всех ты, душенька, нарядах хороша!) я ее полюбил.

День сменяется ночью, лето постепенно переходит в зиму. Прохожие облачились в пуховики и шубы, а деревья в парке, напротив, разделись, скинув листву. Странные деревья! Или им не холодно? А вот птицы мерзнут. Вчера я видел (я теперь стал видеть далеко) на ветке двух съежившихся синиц. Вдруг одна из них упала в сугроб. Вторая полетала над ней, полетала, да что поделаешь!.. Говорят, всё живое умирает. Значит, и моя девушка когда-нибудь… Но не хочется об этом думать. Почему я назвал ее «моей»? Разве она моя? Как же не моя, если я жду ее, мечтаю о ней!? Она моя мысленно.
Как ты прекрасна! – мысленно обращаюсь я к ней. – Твои глаза – два малахита на снежной белизне. Сквозь них сияет ум, любопытство и озорство, а иногда – грусть. Улыбка твоя – оазис в пустыне, ожививший меня, придавший моей жизни смысл. А какое чудо твоя походка! Движения твои легки и грациозны. И даже шубка не мешает почувствовать, сколь гибко и упруго тело твое. Глядя на тебя, хочется идти за тобой. Но пока я только головой могу пошевелить.

Сегодня она – с другой девушкой, вероятно, с подругой; я их вижу иногда вместе. Обе в коротких платьях (теперь снова лето) тихо идут и беседуют. Напротив меня она останавливает подругу и, взглянув мне в лицо, отчего я краснею, говорит:
– Ужасно, что манекены делают по человеческому подобию. Порой мне кажется, что они живые. Например, вот этот… Это дьявольская путаница. Будь моя воля, я бы запретила.
– Но тогда нужно запретить всякое искусство, – сказала подруга. – И потом, как прикажите демонстрировать одежду?
– Что если убрать головы?.. Нет, пожалуй, будет еще страшней.
Подруга рассмеялась, затем серьезно:
– Кстати, насчет живых ты тоже не обольщайся.
– В каком смысле?
– А в таком, что всякий человек представляет собой только то, о чем он думает. А поскольку многие сосредоточены на материальном, то и получается, что бывают люди-машины, люди-дачи и даже люди-сковородки.
– Кошмар какой!.. Испортил тебя, Марина, твой философский факультет.
Девушки ушли, а я словно остолбенел. Чувства мои смешались. С одной стороны, я впервые услышал ее голос, и это слегка картавящее произношение подбросило хворосту в огонь моего обожания. С другой стороны, я понял, что никогда, никогда она меня не полюбит! Ибо я мертв. Я не знал, что манекены отличаются от людей настолько!
Но как же так!? Я живой! – хотелось крикнуть ей вслед. Быть может, прежде я и был неподвижен, как мои коллеги, что стоят справа и слева, но теперь ты изменила меня. Посмотри внимательно в мои глаза – разве они пустые!? Я уже ворочаю головой, а если бы ты поверила в меня, я бы стал тебе подобным и пластичным. Я бы разбил прозрачную стенку, которая зовется стеклянной витриной, и шагнул к тебе!
Я хотел крикнуть, но не мог. Я ничего не смогу, пока она меня не полюбит, а она не полюбит меня.

Стрелки часов за моей спиной бегут по кругу. Бегут долго и монотонно. Существование времени также однообразно, как мое существование. Времени не вырваться из своего заколдованного круга. Но у меня есть ОНА!
Я жду ее. Впрочем, я жду ее только днем; ночью, я знаю, она не придет. Когда часы бьют двенадцать, когда прохожие становятся редки, я смыкаю глаза и грежу. Мне кажется, что каким-то чудом тело мое делается человечески гибким и подвижным. И я схожу с помоста, и осторожно, чтобы не потревожить охранника, крадусь к выходу. Я иду мимо его комнаты, где открыта дверь, включен свет и работает телевизор. Как я ни осторожен, железный засов на входной двери предательски стучит. Охранник покидает кресло и спешит на звук. Но я уже легко, свободно, радостно бегу по ночному городу.
Город, о котором я много слышал, огромен. Найти в нем ее – все равно что иголку в стогу сена. Ведь я не знаю ее адрес, я даже не знаю, как ее зовут. Но я ищу. Я хожу и заглядываю в освещенные окна домов и заведений. Некоторые люди смотрят на меня подозрительно, а то и начинают гнаться за мной. Впрочем, я легко от них убегаю…
Сегодня мне показалось, что я нашел ее. Я приблизился к ней… Но тут раздался стук и я открыл глаза. Это дворник Семен случайно задел метлой о стекло витрины. Он метет, а листья трех лип, растущих перед магазином, срываемые порывами ветра, все падают. Опять заморосило. Обзор постепенно мутнеет и почти исчезает… Как давно не видно ее! Два или три месяца. Что это – затянувшийся отпуск?
Я смирился с мыслью, что она не полюбит меня. Разве обязательно обладать красотой? Не достаточно ли просто созерцать ее? «Ласки не требую, счастья не надо. Лаской ли грубой тебя оскорблю»!? Да, довольно с меня созерцания. Пусть только она проходит иногда мимо! Пусть проходит со своим избранником (я уверен: он мне понравится), потом со своими детьми. Пусть только она проходит иногда мимо!

Я увидел ее. Но, открыв глаза, понял, что это был сон. Передо мной – ничего, кроме привычной картины, заштрихованной сегодня снегопадом. Эта картина сделалась вдруг такой невыносимой для меня! И я понял, что ОНА не придет. Не придет НИКОГДА! Где она? Уехала? Умерла? Комок подкатил к моему горлу. Снежинки, скользящие по стеклу, вдруг превратились в капли дождя. Всё поплыло. И дождь, чего прежде не бывало, попал на мои щеки.
– Смотри! – закричала продавщица Лена своей товарке, с которой они наряжали ёлку. – Смотри, манекен плачет!
Они подошли ко мне, глядя испуганно и удивленно.
– Ничего себе! – сказала товарка. – И глаза, как живые… Пойду, позову директора.
Пришел директор и, взобравшись на помост, потрогал мои глаза и щеки.
– М-м-да, – произнес он неопределенно, – придется его заменить. Обмяк он что-то.
И когда с меня сняли костюм, я ощутил некоторое облегчение, ибо страшно осознавать, что ты – лишь форма для показа одежды и ничего более. А когда два грузчика, размахнувшись, бросили меня в большой мусорный бак, что-то стало катастрофически меняться во мне. Я подумал: это смерть! И в этот момент сравнялся или почти сравнялся с человеком.
[i][/i]

Код для вставки анонса в Ваш блог

Точка Зрения - Lito.Ru
Анатолий Субботин
: Любовь манекена. Сборник рассказов.
Три рассказа о странном сюрреалистическом мире, где скелеты бродят по кладбищу, статуи мечтают, а манекены влюбляются.
18.01.11

Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275 Stack trace: #0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...') #1 {main} thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275