Майка
«Доподлинно известно, что изначально эта майка принадлежала Николаю Васильевичу Гоголю - известному русскому писателю. Также известно, что она была привезена ему одним английским лордом, который инкогнито приехал в Россию где-то в конце сороковых годов девятнадцатого века. Майка сделана из отличнейшего английского хлопка, выращенного в Египте. Мотивы, побудившие знатного англичанина к подобному дару, не вполне ясны. Не исключено, что он был большим поклонником русской литературы и, в частности, Николая Васильевича. Важно одно: Гоголь носил эту майку, не снимая, что доказано группой опытнейших исследователей. Причину подобной привязанности объяснить довольно просто: во-первых, это память о крепкой дружбе (что, впрочем, всего лишь наше предположение), во-вторых, это просто удобно.
Предчувствуя близкий конец, Гоголь завещал майку другому великому русскому писателю - Льву Николаевичу Толстому, который ею очень дорожил и носил только по праздникам. Но в 1899 году, желая, видимо, ошарашить размахом дорогого гостя из Германии, он подарил ее Райнеру Марии Рильке. И изделие, таким образом, снова оказалось за границей.
Как вы наверняка заметили, в течение примерно полувека данный предмет одежды принадлежал исключительно представителям интеллектуальной элиты, что само по себе является очень примечательным фактом. Однако в 1906 году майка была временно утеряна. Поэтому специалистам не вполне понятно, каким образом она попала к батьке Махно. Вероятно, немецкий поэт не очень дорожил реликвией, хранящей дух русских деятелей культуры.
Украинский анархист относился к майке без должного уважения. И, очевидно, именно в эту, махновскую, эпоху изделие сильно износилось. Мы знаем, что в двадцатые годы Нестор Иванович был весьма стеснен в средствах из-за разрыва с Советской властью. И в 1927 году, уже в Париже, доведенный до крайней бедности, он продал майку за семь франков Полю Элюару, заверив того, что она была частью личного гардероба его величества Александра Первого. Трудно сказать, поверил ли французский поэт в эту версию. Но, скорее всего, нет, так как уже через год он проиграл майку Пабло Пикассо в карты. Кстати, набросок, изображающий женские ягодицы, который можно видеть на спине изделия, принадлежит именно его кисти.
От фашистской угрозы майку спасает Марк Шагал, который летом 1941 года приехал в Нью-Йорк. Как она попала к нему – неизвестно. Внимательно изучив личную переписку художника, мы пришли к выводу, что майку он не носил, опасаясь испортить рисунок Пикассо. Таким образом, на протяжении где-то 30 лет майка была в заботливых руках.
Однако в 1973 году Шагал по приглашению советского министерства культуры приезжает в СССР и в аэропорту теряет свой багаж. С этого момента майка снова исчезает из поля зрения общественности. И только в 2005 году группа российских археологов обнаружила изделие в сундуке Тихона Матвеевича Лукьянчикова, уроженца города Кривой Рог, тракториста по профессии, который за определенное вознаграждение полностью отказался от прав на ценность.
К сожалению, проведя много лет в провинциальных городах советской России, майка утратила свой первоначальный цвет и лишилась левой лямки. Но работа опытных реставраторов под руководством Сергея Марковича Аджоева вернула изделию утерянную часть и белизну, не повредив рисунка великого художника. С двадцатого октября 2006 года майка находится здесь, в историческом музее России.
А теперь обратите внимание на следующий экспонат: это брюки...»
Билли Бонс
Билли Бонс открыл глаза, но тут же снова закрыл их - так ярко светило солнце. Медленно поднявшись, он огляделся вокруг. Песок. Безоблачное небо. Безжалостно палящее солнце. «Что это?» Он помнил тяжелое дуло пистолета, давящее на его висок. Яростный взгляд Флинта. Холодные стены трюма шхуны. Крепко сжатый в руке нож. Мертвые глаза капитана. «Я убил его! Я убил Флинта!» Билли помнил крики. Тяжелое дыхание. Выстрелы за спиной. И сундучок. «Карта! У меня есть карта!» Он снова огляделся. Сундучок стоял рядом. Бонс быстро открыл его и стал ворошить бумаги. «Вот она!» Он бережно достал свиток и развернул его. «У меня есть карта!» Насладившись, пират положил ее обратно.
«Нужно до заката найти город».
Билли взял сундучок и сделал несколько шагов. «А куда идти?» Он остановился. Со всех сторон его окружала палящая бесконечность. Пират всматривался в даль, пытаясь различить очертания города, но его взгляд везде упирался в горизонт. «Компас!» Он похлопал себя по карманам, затем открыл сундучок и снова принялся копаться в бумагах. Компаса не было.
Тогда Билли решил идти так, чтобы солнце светило ему в спину.
Он шел уже несколько часов, когда понял, что силы скоро оставят его. Каждый новый шаг давался ему все труднее. Солнечные лучи, словно тысячи пиявок, впивались в его плоть, высасывая драгоценную влагу. Бонс чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. И тут он увидел их. Они были еще далеко, но он знал, что они идут в его сторону. Билли хотел крикнуть, но в горле было слишком сухо. Тогда он упал и погрузился в сон.
- Странная одежда у этого человека.
- Он одет не как египтянин и не как амалекитянин. Помоги ему, Рувим.
Рувим подошел к Билли и прикоснулся ладонью к его лбу.
- Мириам, принеси воды.
Мириам дала ему кувшин. Рувим поднес его к потрескавшимся губам Бонса, и тот, с закрытыми все еще глазами, начал жадно пить. Утолив жажду, пират медленно открыл глаза. Рувим с интересом разглядывал его.
- Ты не похож на людей, живущих в этих краях. Как ты сюда попал?
- Я... не помню - ответил Бонс.
- Откуда ты знаешь наш язык?
- Я... не знаю.
- Как зовут тебя?
- Билли.
- Странное имя. Куда ты идешь?
- Я хотел выбраться отсюда.
- Один ты умрешь в пустыне. Но ты можешь пойти с нами. Правда, Моисей?
Моисей посмотрел Бонсу в глаза и сказал:
- Сейчас ты можешь идти с нами, но когда мы достигнем горы, ты сам решишь что тебе делать. А теперь вставай. Нам нужно продолжать путь.
Засвистели хлысты, заскрипели повозки и Билли Бонс, затерявшись в толпе, двинулся дальше.
Вечером, когда солнце скрылось за горизонтом, он ел сладкие лепешки и пил чистую воду, а женщины с тимпанами в руках плясали и пели песни, славя Иегову. А потом говорил Моисей. И, может быть, первый раз в жизни Билли Бонс чувствовал что-то, чему он не мог придумать названия, но что другие люди называют счастьем, когда вместе со всеми он произносил: «Да, мы исполним все, что сказал Господь».
Ночью пират долго не мог заснуть. Он думал о прожитых годах, которые, как и карта, больше не имели значения. Он думал о людях, с которыми провел день, и о тех днях, которые еще проведет с ними. Он думал о смысле, которым так неожиданно наполнилась его жизнь. Но Билли Бонс не мог верить в пустоту. Никак не мог. Он посмотрел на скрывающую горизонт гору и прошептал: «Я должен увидеть этого Бога».
Два дня они омывали свои тела и стирали одежды, готовясь к тому, что должно было навсегда изменить их жизнь. Билли был спокоен. Он знал, что Бог там, куда так часто ходит Моисей. Ждать оставалось недолго.
На третий день они собрались недалеко от горы, над которой гремел гром и сверкала молния. Моисей запретил подходить ближе, наказав забить камнями всякого, кто осмелится ослушаться. Перед тем как уйти он произнес: «Ждите чуда».
Чем выше поднимался пророк, тем громче становились раскаты грома. Порывы свистящего ветра вздымали вверх тучи мелкого песка. Свет молний сделался настолько ярким, что все закрыли глаза, упали ниц и принялись молиться. «Вот он, момент истины». Билли медленно пополз к горе, невзирая на запрет и ужас, сковавший, как ему чудилось, все его тело. Ему еще никогда не было так страшно. Однако продвинувшись на несколько метров вперед, Бонс вдруг ощутил удивительную ясность в своей голове. Это было очень знакомое чувство, которое он неоднократно испытывал во время штормов: когда стихия разыгрывалась настолько, что, казалось, ничего уже нельзя сделать, и дьявольская пучина вот-вот поглотит шхуну, сознание неожиданно прояснялось, вытесняя страх и отчаяние. И тогда вся команда начинала работать, как единое целое, управляемое бесстрашным капитаном, окрыленным божественной искрой. И теперь Билли, как внимательный зритель, следил за работой своего мозга, который отправлял нужные импульсы в мышцы, покорно исполнявшие команды своего господина. Все вокруг исчезло, кроме этой совершенной машины, превратившей действительность в механическую работу. Острые камни до крови царапали ладони пирата, но он не чувствовал боли, продолжая упрямо двигаться вперед.
Однако через некоторое время Бонс почувствовал, как в образовавшийся мгновения назад микромир начала проникать другая сила, которая, будто неподъемный груз, обрушилась на все его существо, лишая жизненной энергии. Билли упал, но тут же приподнялся и прополз еще немного вперед, но затем снова упал, понимая, что силы окончательно оставили его. Тогда он приподнял голову и попытался посмотреть туда, где гремел гром. Но сверкнувшая в этот момент молния ослепила пирата, и до его ускользающего сознания донеслись слова: «Я Господь, Бог твой...»
Билли Бонс очнулся и оглядел комнату. Сундучок стоял рядом с кроватью, за круглым столом сидел человек.
- Здравствуй, Билли. Узнаешь?
- Черный пес?
- Да-да. Черный пес. Где карта, Билли?
Бонс задумчиво посмотрел на бывшего корабельного товарища, затем перевел взгляд на окно и улыбнулся.
- Здесь твоя карта, друг мой.
Сев на край кровати, он открыл сундучок и, найдя заветный свиток, протянул его изумленному пирату.
- Держи. Она твоя.
Вот каким замечательным человеком стал Билли. Жаль только, что цирроз печени уже не вылечить!
Хомячок
О непостоянстве явлений
Жизнь порой складывается в причудливые узоры, как мозаика. Многие детали на первый взгляд могут казаться совершенно одинаковыми, но стоит приглядеться получше, как видишь, что нет - все-таки разные.
Мой приятель, о котором пойдет речь, был одним из первых в России, кто начал продвигать идею семейной медицины. И можно смело сказать, что в этом он сильно преуспел. Геннадий (назовем его так) получил работу в хорошей клинике и приобрел авторитет в министерстве здравоохранения. Было это где-то в середине 90-х.
Примерно в этот же период в Москве открылся Американский медицинский центр, который должен был обслуживать граждан США, не входящих в посольский корпус. Цель этой инициативы была наиблагороднейшей: дать проживающим в российской столице американцам возможность хоть немного почувствовать себя на родине. А как известно, даже самая благородная идея может принести солидную прибыль…
Но клинике требовалась лицензия, а для того чтобы ее выдать, Минздрав должен был получить объективную оценку этого, так сказать, проекта. То есть министерство нуждалось в эксперте, которым в итоге и стал мой драгоценный приятель.
Итак, облеченный полномочиями Геннадий прибыл с визитом в Американский медицинский центр. По этому случаю на первом этаже учреждения собрались лучшие люди клиники. Чтобы не затягивать повествование, скажу лишь, что прием был великолепный (чай-кофе; это для нас большая честь; пожалуйста, сюда; обратите внимание на технику; мы же знаем, что вы единственный в России специалист и т.д.) и все остались чрезвычайно довольны: больница получила лицензию, а мой товарищ записал на свой счет еще несколько очков.
Но время шло, и наступил кризис 1998 года, который затронул всех или почти всех. Геннадию пришлось на время забыть о медицинской практике и задуматься о заработке. В результате он влился в скромный типографский бизнес.
И вот однажды им пришел заказ на партию визитных карточек для… Американского медицинского центра. Следует отметить, что тогда люди соблюдали строгую экономию и не держали, как сейчас, лишних сотрудников. Поэтому когда работа была сделана, Геннадий сам повез свежеотпечатанные визитки в клинику.
- Здравствуйте, - сказал он ресепшионистке. – Я привез заказ.
- Визитки? – спросила сотрудница, не глядя на Геннадия.
- Да.
- Ждите.
Она указала ему на стул возле двери, затем подняла трубку телефона, набрала номер и секунду спустя сухо сказала: «Артем, тут курьер визитки привез. Иди, забери».
Юноша, однако, заставил себя ждать и спустился только минут через пятнадцать.
- Где курьер? – спросил он.
- Вон, - ответила девушка, небрежно кивнув в сторону моего приятеля.
Парень быстро забрал пакет, буркнул что-то похожее на спасибо-до свидания и побежал обратно наверх.
- Вы свободны, - сказала ресепшионистка. – Если будет обнаружен брак, с вами свяжутся.
Геннадий понимающе кивнул и вышел из здания.
Шанс
А
Младший редактор Георгий Валерьевич Глазков не знал, что такое спорт. В детстве он был тучным мальчиком и старался больше лежать, чем сидеть и тем более стоять. Поэтому его сослуживцы были весьма удивлены, когда он, слегка оттолкнувшись от пола, подлетел мгновенно к потолку, оставив на побелке след от своей праздно вспотевшей лысины. Сотрудники газеты, раскрывши от изумления глаза, молча переглянулись.
Надо признаться, что и сам Георгий Валерьевич не ожидал от себя подобной прыти. Поэтому он остался чрезвычайно доволен собой, хотя внешне этого не показал. Только нос его покрылся едва заметными лиловыми пятнами. Вернувшись к своему столу, Глазков принялся дописывать заметку о похищении из хозяйственного магазина шести банок синей краски.
Вечером, выйдя из здания, в котором располагалась редакция газеты «Кунцевский вестник», Георгий Валерьевич вдохнул полной грудью еще не остывший после жаркого дня воздух и почувствовал внутри себя необыкновенную силу. Он сделал несколько неспешных шагов, оттолкнулся от уложенного утром асфальта и оказался на крыше беседки, под которой сидели две жующие губами старухи. Игравшие в песочнице дети заплакали.
Ночью Глазков долго не мог заснуть. Лежа на нечистом белье своей холостяцкой постели, он думал о завтрашнем дне. Впервые за много лет Георгий Валерьевич научился делать что-то изрядное, и это обещало серьезные перемены в его монотонной жизни.
Уснувши, наконец, младший редактор видел сон: он сидел за столиком на устроенной специально по случаю жары летней веранде одного из ресторанчиков в Камергерском переулке и потягивал домашнее вино. Рядом за большим столом восседал изрядно подвыпивший чернокожий мужчина. Негр - назовем его так - задорно размахивая своими длинными руками, что-то восторженно рассказывал официанту. Однако тот воспринимал это как откровенное издевательство, потому что понять чернокожего, то ли из-за чрезвычайно скверного владения русским языком, то ли из-за бесконтрольного полета мысли, было совершенно невозможно. Утомившись, официант указал негру на стоящего у двери здоровенного охранника с обрюзгшим лицом. Негр, взглянув на громилу, на мгновение сделался очень серьезным и даже как будто протрезвел, но тут же снова улыбнулся и, ткнув в сторону охранника своим черным указательным пальцем, оканчивающимся белым ногтем, посмотрел на официанта и отчетливо произнес: «Он – симпатичный». На слове симпатичный Глазков проснулся.
Б
Придя на следующий день на работу, Георгий Валерьевич обнаружил на своем столе сложенный листок бумаги. Развернув его, он увидел следующее: «Вы человек сложный, но я готова тебе дать. С.Ш.» Это, конечно, была переводчица Света Шмакова.
Полгода назад, напившись вермута на дне рождения главного редактора, Глазков, совершенно обезумев от вожделения, задрал Шмаковой юбку, оголив ее пышные бедра. После чего он получил пощечину такой силы, что на миг потерял сознание. И сейчас та самая Шмакова, которая относилась к нему как к какому-то насекомому, предлагала ему близость.
Георгий Валерьевич подошел к переводчице, которая, увидев его, густо покраснела, и, надменно улыбаясь, положил ей руку на плечо.
- Вы вчера, я видела, запрыгнули на беседку, — кокетливо произнесла Светлана.
- Еще и не то могу, — ответил Глазков.
В
Вечером того же дня коллектив редакции собрался внизу во дворике. Было решено: Георгий Валерьевич продемонстрирует свои таланты всем сотрудникам газеты. Глазков высокомерно обвел взглядом присутствующих и, лениво оттолкнувшись от уложенного вчера утром асфальта, с места запрыгнул на крышу беседки. Сослуживцы не верили своим глазам.
- А туда можешь? – спросила вдруг Шмакова.
Все как один посмотрели на крышу трехэтажного здания, в котором располагалась редакция. Глазков сделал короткий разбег и… очутился на крыше. Сослуживцы зааплодировали.
- А туда? — Шмакова указала на стоящую рядом хрущевку.
Георгий Валерьевич разбежался и мигом оказался на крыше пятиэтажки. Сослуживцы завизжали от восторга. И тогда Глазков совершил неслыханное. Он сделал внушительный разбег и запрыгнул на крышу стоящего рядом девятиэтажного дома. Сослуживцы были вне себя от радости: в их коллективе появился настоящий супергерой.
Эту ночь младший редактор провел с переводчицей.
Г
Пробудившись на следующее утро, Глазков первым делом убедился, что Шмакова - не сон. После чего он осторожно, чтобы не разбудить выпавшее на его долю счастье, встал с постели и отправился варить кофе.
Когда Светлана вошла в кухню, на столе уже стоял дымящийся кофейник и сковородка с яичницей. Она подошла к Георгию Валерьевичу и, поцеловав его, спросила:
- А ты можешь спрыгнуть вниз?
Глазков, не думая, подошел к окну и спрыгнул.
Шмакова недоуменно смотрела сверху на распластанное по асфальту тело младшего редактора, и тонкая струйка слюны медленно выползла из ее раскрытого от удивления рта.
Георгий же Валерьевич, понимая, что сознание вот-вот покинет его, успел подумать лишь одно: «Почему Господь подарил мне счастье только перед смертью?»
Д
Но Господь оказался милостив, и Глазков выжил. Однако придя после длительного больничного на работу, Георгий Валерьевич имел неприятный разговор с главным редактором.
- Жорик, ты, как бы тебе сказать… В общем, хулиганы мне в коллективе не нужны. Прости, но я должен тебя уволить. Ничего не говори, просто распишись здесь и хватит. По собственному желанию.
Глазков медленно упал на колени, опустил голову на грудь и заплакал.
Е
После этого Глазков устроится в центральное информационное агентство. Он женится на стареющей особе Жанне, которая будет работать там же корректором, и заведет себе маленькую собачку – пекинеса. Часто, особенно подвыпивши, он будет рассказывать разным людям о том, как за ничтожное время он испытал невероятный взлет и разрушительное падение. И никогда Глазков не простит себе того, что он не сумел правильно распорядиться данной ему возможностью.
Fin
Случай в метро
Приятно было бы встретить в метро, где-нибудь часиков в семь вечера, какую-нибудь гламурную знаменитость. Назовем ее Анжелика Пучкова. Ну, сложились так обстоятельства. Ну, нужно ей кровь из носа через тридцать минут оказаться, допустим, на Текстильщиках, иначе – конец. А на машине из центра в это время, дай Бог, за пару часов бы доехать.
И вот стоит она в переполненном вагоне в толпе совершенно незнакомых людей. Да еще этот маленький мальчик, который сидит перед ней и без остановки болтает своими ножками, пачкая ей шубку. А пассажиров вокруг столько, что они того гляди раздавят ее к чертям собачьим. Но ехать нужно, и Анжелика терпит. Хотя нервы у нее на уже пределе.
- Мужчина, не толкайте меня! – говорит она вдруг.
Молодой человек, у которого и в мыслях не было покушаться на чье-либо личное пространство, отрывает взгляд от томика, предположим, Борхеса, с тоской смотрит на скандальную женщину и, не говоря не слова, возвращается к книге. Он тут же забывает про Анжелику, потому что тем, кто регулярно пользуется общественным транспортом, приходится сталкиваться и не с такими бобрами. А вот Пучкова не привыкла быть частью массы…
Одним словом, едет она в полном одиночестве в гуще убогой толпы. Едет и с непривычки обильно потеет. Но человек способен смиряться с любыми обстоятельствами. И Анжелочка, закрыв глаза, погружается в сладостный сон.
Однако через какое-то время в вагоне начинают шушукаться: «Смотри, Пучкова. – Ой, и правда! В белой шубе». Шушуканье постепенно перерастает в нестройный гул голосов, в котором, если прислушаться, можно кое-что различить: «Опа, Пучкова. – Да где? – Да вон стоит. – Пацаны, Пучкова!» И, наконец, пассажиры начинают дружно скандировать: «Пуч-ко-ва! Пуч-ко-ва!»
«С одной стороны, конечно, приятно, что соотечественники встречают тебя овациями. Но с другой… Вдруг они в порыве любви разорвут меня в клочья?», - думает Анжелика. Последний аргумент кажется ей очень убедительным, и она начинает пробираться к двери.
Девушка чувствует, как обожатели хватают ее за руки, за волосы, за норковую шубку, как чьи-то жадные пальцы вцепляются ей в бедро, как какой-то наглец щипает ее за правую ягодицу, при этом некто с вожделением шепчет ей на ухо: «Сладенькая!» Бедняжка стойко переносит все эти испытания. Но когда в другом конце вагона начинают кричать: «Качай ее!», она, побелев от ужаса, делает резкий рывок и прижимается щекой к стеклу, на котором написано «Не прислоняться».
«Скоро. Еще чуть-чуть. Потерпи. Уже сейчас». В этот момент двери открываются, и поток выходящих пассажиров выталкивает девушку из вагона. Анжела оказывается на совершенно незнакомой станции. Она растерянно смотрит по сторонам, ее глаза медленно наполняются слезами, начинает болеть голова, к горлу подступает тошнота, и тут из недр ее души вырывается крик: «Да пропади они пропадом, эти Текстильщики!».
После этого она достает из сумочки телефон, дрожащими пальцами набирает номер и, прижав драгоценный, украшенный кристаллами Swarovski аппарат к уху, жадно слушает гудки.
- Алло.
- Витя (или Коля, или Аркадий, или кто там…), забери меня отсюда! Мне очень страшно!
Но мы не будет обвинять ее в трусости и малодушии. Ведь у людей ее круга выдержки и терпения ни на грош!
Индеец Джо
Его предки жили у реки: там, где в первый день луны Гуегвони совершалось ритуальное омовение перед началом великого праздника, посвященного Сэлу - Матери урожая. А на закате того же дня у священного костра, зажженного от горящей ветви Золотого дерева, в ее честь устраивались ритуальные танцы. Они чтили богов. И боги одаривали их за это богатым урожаем.
Его предки были свободны. В дни Торговой луны они путешествовали по всему континенту, обмениваясь товарами с другими племенами. То была пора Праздника дружбы, когда прощались все грехи и вспоминался старый мир бескорыстия. В дни Холодной луны они совершали обряды духовного очищения и пили Черный напиток, добытый из Священного голубого дерева. А старики рассказывали молодым о своих отцах и дедах, передавая мудрость следующему поколению.
В их году было тринадцать лун, отмеченных божественной рукой на панцире черепахи. Они были счастливы. И так было до тех пор, пока их землю не осквернили предки Тома Сойера.
Его прадед умер от занесенной европейцами оспы, а дед, примкнувший к отряду Тянущего каноэ , погиб в бою у реки Хольстон. Его отец не успел отомстить за своего отца - его пристрелили в одной из таверн Теннеси. Джо было тогда шестнадцать лет.
Он знал, что стрела, пущенная богами, достигнет цели. Его судьба была предопределена: он будет мстить проклятым пришельцам за своих предков.
Но Джо не мог вести с бледнолицыми открытую войну, как не может одиночка воевать против целой армии. Поэтому индеец выбрал единственно возможный путь: он ездил из города в город, оставляя за собой кровавый след. Он убивал, когда выдавался подходящий случай. Выбор жертвы всегда был случайным: все они были виновны.
Первый акт мести был совершен в Теннеси. В таверне, где убили его отца, он напоил двух торговцев и, отведя их на кладбище, перерезал им горло. Нож был его любимым оружием: благодаря ему он мог смотреть бледнолицему прямо в глаза и наслаждаться, наблюдая, как в них угасает жизнь.
Со временем Джо достиг небывалого мастерства в искусстве умерщвления, и ему стало скучно просто убивать. Тогда он начал разрабатывать хитроумные комбинации, превращая месть в сложную стратегическую игру. Он ликовал, глядя на мучения несчастного Мэфа Поттера, когда тот сидел на скамье подсудимых, представляя его болтающимся на виселице за смерть доктора Робинсона, убитого им, индейцем Джо.
Однако богам было угодно остановить это жаждущее новой крови сердце, потушить его исполненный ненависти взгляд. Но прежде они растоптали личность этого человека, надругавшись над его самолюбием. Смерть не пугала Джо. Он был готов умереть в схватке - от пули или ножа одного из тех, кто был повинен в гибели его соплеменников. Но боги уготовили индейцу другой удел. Ему было суждено умереть в пещере от голода, жажды и отчаяния. И он плакал перед смертью, потому что не хотел уходить так. И если бы Джо знал легенду о лабиринте, он, наверное, позавидовал бы минотавру.
Отцы и дети
Порядок вещей
Демон
Иоганн Штраус
И так всю жизнь
Кухня. В ней есть стол. На столе стоит графин с прозрачной жидкостью, тарелка с сырами и вкусно приготовленные баклажаны. В графине жидкость выглядит лучше, чем в бутылке, особенно если кухня обшита деревом. Еще есть окно. Да, телевизор тоже есть, но о нем в конце.
У окна стоит девушка. Она ждет. Ведь уже половина девятого, а Сергей обещал прийти в восемь. Она волнуется. Наверное что-то случилось. Наверное... Звонок. Девушка кидается к двери. Вот он! В испачканной одежде и с разбитой губой. Его побили.
- Тебя побили?
- Да. И средство моего брата не помогло.
Они проходят на кухню и садятся за стол.
- Давай выпьем.
- Давай.
Выпивают. Закусывают баклажанами.
- А я, видишь, все сделала, как ты просил. А какое средство?
- Очень хорошо сделала. Мой брат говорил, что от быдла можно отделаться, если отвечать на их вопросы «Да и наоборот». Он говорил, что это ставит их в тупик.
- И что?
- Их было трое. Один спросил, есть ли у меня сигареты. Я ответил «Да и наоборот». Началась драка. Вот, разбили губу.
- А ты?
- Что я?
- Ты дал им сдачи?
- Ну да... Вернее, нет. Я убежал. Давай еще выпьем.
Звонок. Они удивленно переглядываются и идут открывать. На пороге стоит молодой человек. Он выше Сергея на полголовы и заметно шире его в плечах.
- Здравствуй, Света.
- О, привет. Уже выписался?
- Да. Теперь свобода! А это кто?
- А это мой друг Сергей.
- Интересное имя. Сергей в переводе с испанского означает быть геем. Впрочем, это неважно.
Сосед проходит на кухню.
- У вас хорошо! Выпьем?
Они выпивают. Сергею не нравится Светин сосед. Хуже: он ему противен.
- Удивительная история. В первый день в больнице ко мне подходит доктор и спрашивает: «Тебе простату щупали?» – Я отвечаю: «Нет». – «Ну тогда пойдем», – говорит он мне. А он такой огромный здоровый мужик. Похож на мясника и на хирурга одновременно. Я шел за ним по коридору, и мне было очень страшно. Мы заходим в кабинет, он садится на стул и говорит: «Снимай штаны».
- Кошмар!
- Абсолютный кошмар. Но таковы правила. К счастью, спас меня случай. Веревочка, которая держала на мне треники, завязалась на два узла. Я долго пытаюсь ее развязать, нарочно оттягивая момент унижения. А доктор по-отечески смотрит на меня и спрашивает: «С девушкой ты тоже будешь так долго штаны снимать?» Я отвечаю: «Нет, с девушкой на мне будут другие штаны». Тогда он улыбается и говорит: «Ладно, иди. Если спросят, скажи, что я все пощупал».
- Да. Повезло тебе.
- Ну ладно. Ко мне сейчас друзья придут. Если будет желание, заходите.
- Посмотрим.
- Рад знакомству, Сер-гей.
- Угу.
Они жмут друг другу руки. Сергей, не зная от чего, чувствует себя ничтожеством. Сосед уходит.
- Владик – личность, - говорит девушка. – Он закончил Институт стали и сплавов. И еще он пишет стихи.
Сергей растерянно смотрит в пол. У Светы приличная грудь и красивые ноги. А он чувствует себя ничтожеством и почему-то вспоминает школьную диспансеризацию: он стоит перед доктором со спущенными штанами. Он еще маленький мальчик, а врач - молодая красивая девушка, которая, указывая пальцем на его детское достоинство, спрашивает:
- Что это?
Он в панике. Он багровый от стыда.
- Как что?
- Я спрашиваю, что это такое?
Ему хочется немедленно умереть.
- Ну, как… это.
Тут девушка доктор начинает смеяться. Смеяться!!!
Света видит, что он смущен, и это ее забавляет.
Опять звонок. Снова сосед. С гитарой.
- Да! Я же, пока лежал в больнице, песню сочинил!
Он проходит на кухню, садится на стул и начинает петь
- Я хочу с тобою лечь,
Я хочу с тобой зажечь,
Но ты не можешь даже встать.
Ты пьяная. Еб твою мать...
Света в восторге. Она смеется.
- Ну, ладно. Я пойду. А то все уже пришли.
Он наливает себе стопочку, выпивает и уходит.
- Он смешной! Правда?
- Да. Забавный. Извини, я выйду покурить.
- Да. Конечно.
На лестничной клетке курит Владик. Он хитро смотрит на Сергея. Сейчас он наверняка начнет задавать каверзные вопросы. И точно:
- А ты Светку хоп?
- Чего?
- Ну, чух-чух?
- Нет.
- А зачем пришел?
- Просто... повидаться.
- Глупо так приходить.
Сергей больше не хочет курить. Он звонит в дверь.
- Тебя побили?
- Что?
- У тебя разбита губа.
Сергей в замешательстве смотрит на Свету.
- Владик, это ты его так?
- Ты что! Зачем это мне.
- Ну тогда заходите.
Они проходят на кухню и садятся за стол. Сергей растерянно смотрит на Свету, которая нежно смотрит на Владика, который с вызовом смотрит на Сергея, и ему становится не по себе. Он наливает стопочку, выпивает и закусывает баклажанами.
- Кстати, познакомься, - говорит вдруг Света. - Это - Сергей.
- Интересное имя. Сергей в переводе с испанского означает – быть геем. Впрочем, это неважно.
Серега больше не может терпеть издевательств. По крайней мере ему так кажется. Со Светой у него, видимо, ничего не будет. Следовательно, здесь ему делать нечего. Поэтому он встает и выходит.
Однако на пороге он сталкивается лицом к лицу с Владиком. Владик с восторгом смотрит на Сергея:
- Старик, я починил ее! Послушай!
Он медленно проводит большим пальцем по струнам, и весь подъезд наполняется ля минором.
- Ну как, звучит? – спрашивает Владик.
- Да, звучит, - отвечает Сергей.
- Ну тогда пойдем, выпьем.
Они заходят в квартиру. Света с криком бросается Владику на шею.
- Ушастый! – кричит Света.
- Креветка! – кричит Владик.
Они обнимаются и что-то шепчут друг другу.
Сереге делается тоскливо и тревожно. Он начинает о чем-то думать, но ход его мыслей внезапно прерывает Владик:
- Кстати, Светик, познакомься: мой приятель Сергей.
Света с интересом разглядывает Серегу, который почему-то зажмуривается и начинает быстро чесать щеку.
- Интересный экземплярчик, - говорит она. - Пойдемте выпьем. Я как раз баклажаны приготовила.
Они проходят на кухню. Света садится к Владику на колени. Они начинают чувственно целоваться.
- Да, кстати, - говорит вдруг Света, обращаясь к Сереге. - А ты знаешь, что Сер-гей в переводе с португальского означает быть геем.
- Да, - подхватывает Владик. - С испанского тоже. Ты случайно не гей?
- Да черт его знает, - говорит Серега задумчиво. – Может, уже и гей.
- Ну-ну, - в один голос отвечают Света и Владик и снова принимаются целоваться.
Владик ведет себя очень уверенно. Он не только личность, но и мачо. Он способен на все. Сейчас он наверняка будет делать с ней хоп, чух-чух. И точно: Владик берет Свету в охапку и уносит ее в комнату.
- Мы сейчас, - бросает он Сереге и закрывает дверь.
Света кричит. Ей, видно, хорошо.
- Ну ладно, пойду, - говорит, вставая, Сергей.
Он подходит к двери и оборачивается. На столе стоит графин с прозрачной жидкостью, тарелка с сырами и вкусно приготовленные баклажаны. В графине жидкость выглядит лучше, чем в бутылке. Особенно, если кухня обшита деревом.
- Черт, хорошо на кухне. Пожалуй, останусь.
Он снова садится за стол, наливает себе стопочку, выпивает и закусывает баклажанами.
Заключительная мизансцена.
Владик трахает в комнате Свету. Света стонет от удовольствия.
- Шлюха! – кричит Владик.
- Твоя шлюха! – кричит она в ответ.
А Серега сидит на кухне, пьет водку, кушает баклажаны и смотрит телевизор. На кухне хорошо. Но в комнате лучше.
И так всю жизнь…
Божадор
«Один дома»
Кухня. За столом сидит аспирант и что-то пишет. Он расстроен и взволнован. По кухне ходит профессор. Он держит в руках кипу бумаг. Профессор недоволен. Он отчитывает аспиранта.
Профессор: Роман, ну что вы написали? А? Ну, как вам не стыдно. Вы же взрослый человек. Ученый, можно сказать. Я ожидал, что вы будете копаться в теории магнитного поля, а вы?
Аспирант: (высоким голосом) Ну Вольдемар Маркович, я же просто хотел наглядно и занимательно продемонстрировать, что такое физика. Ведь в школе безразличные как к предмету, так и к ученикам преподаватели часто прямо-таки отбивают у детей охоту заниматься этим делом. И заканчивая учебное заведение, ребята в результате просто ненавидят эту науку. А ведь вы сами знаете, как это интересно. Возьмем хотя бы йодные часы Белоусова-Жаботинского. Главное ведь только правильно показать человеку предмет, сделать так, чтобы он увидел его самые интересные стороны, и…
Профессор: Ну, ладно, ладно. Раздухарился.
Аспирант: Ну что раздухарился! Вы же говорите, что никуда не годится!
Профессор: Естественно, не годится… Для научной работы.
Аспирант: Ну почему же не годится? Я же вам все сейчас объяснил!
Профессор: Хорошо. (Копается в листах, ища нужное место). Вот здесь ты пишешь: «Берем скляночку с одной прозрачной жидкостью, затем другую скляночку с другой прозрачной жидкостью и выливаем эти жидкости в третью скляночку, которая побольше. Что у нас получается? Правильно, красненькая жидкость».
Аспирант: Ну, да, я написал…
Профессор: Что ну да?! Какая это к чертям собачьим физика?! Это же чистой воды химия!
Аспирант: Ну правильно. Вы же открыли раздел «немного о химии».
Профессор (нервничая): А на хрена мне твоя химия на кафедре общей физики?
Аспирант: Ну это же только в приложении. Основная же часть работы посвящена физике.
Профессор: Ох, Господи! (Снова ищет нужное место в бумагах). А вот здесь ты пишешь… Где оно, черт возьми… Вот: «Мальчик встает на крутящийся тренажер-тарелку и расставляет в сторону руки.
Учитель какое-то время раскручивает мальчика. Когда учитель перестает раскручивать мальчика, мальчик прижимает руки к груди и начинает крутиться быстрее. Почему? Очень просто! Потому что сместился центр тяжести».
Аспирант: Ну а что, разве это не так?
Профессор (очень нервно, почти орет): Так! Но это же не научная работа. Ты же, черт бы тебя побрал, хочешь получить ученую степень! Ты физик! А с этой работой нужно в педагогический идти. Или куда там…
Аспирант: Ну Вальдемар Маркович….
Профессор: Подожди, я сейчас приду.
Профессор уходит в туалет. Аспирант тяжело вздыхает и начинает что-то писать в блокноте. В этот момент за дверью раздается крик алкоголика: «Куда гадишь, гнида?», за которым следует вопль профессора. Аспирант выбегает из кухни. Профессор стоит около туалета, дверь в который закрыта. Профессор тяжело дышит. Он очень напуган.
Аспирант: Что с вами, Вальдемар Маркович? Кто это кричал?
Профессор: А черт его знает. Я хотел было…
Из туалета раздается крик алкоголика: «Смой, гад! Немедленно смой!
Профессор (испуганно): Что смыть-то?
Голос: Дерьмо свое смой, задыхаюсь же.
Профессор быстро открывает дверь, подбегает к унитазу, нажимает на слив и тут же выбегает, захлопывая за собой дверь.
Голос: Эй! Э-эй!
Профессор: Что? Что-то не так?
Голос: Когда у тебя понос, нужно пользоваться ершиком!
Аспирант: Вальдемар Маркович, у вас понос?
Профессор (аспиранту): Да подожди ты! (Голосу) Хорошо, я сейчас войду и все вытру. Но вы обещаете меня не трогать. Договорились?
Голос: Да чем я тебя потрогаю? У меня и рук-то нет!
Профессор включает свет, входит в туалет, берет ершик и начинает чистить унитаз. Аспирант стоит в дверном проходе и растерянно смотрит на профессора.
Аспирант: Вальдемар Маркович, это… у вас такое развлечение?
Голос: Какое развлечение, дурак. Тебе бы харю дерьмом измазать, я бы посмотрел.
Аспирант изумленно смотрит на унитаз.
Аспирант (профессору): Это что, он говорит?
Голос: А ты что, слепой? Не видишь что ли?
Профессор (ставя ершик на подставку и удивленно глядя на аспиранта): Роман, я сам ничего не понимаю.
Голос (возмущенно): Не понимает он. Нагадил мне, можно сказать, в душу, а теперь он, видите ли, ничего не понимает.
Профессор: Вы меня простите, но я же не знал…
Голос (обиженно): Не знал он… Выпить есть чего?
Профессор и аспирант переглядываются.
Профессор и аспирант (хором): Выпить?
Голос: А вы, видать, правда глухие? Да, выпить.
Аспирант: Водки, что ли?
Голос: Ох дурак, конечно ее. Водочки.
Профессор: Дома-то у меня нет, но я сейчас пойду, спрошу у соседа.
Голос: Давай, сходи. Только пусть студент останется. А то мне скучно одному.
Профессор выходит в общий коридор, звонит в дверь соседа напротив. Из-за двери раздается голос алкаша:
Григорий Кузьмич: Кто там?
Профессор: Это я, Григорий Кузьмич. Можно вас на секундочку?
Кузьмич открывает дверь.
Кузьмич: Профессор, мой любезный друг! Чем обязан?
Профессор: Григорий Кузьмич, тут такое дело… Не знаю даже, как сказать.
Кузьмич: Профессор, говорите, как подсказывает вам сердце. Я все пойму.
Профессор: Хорошо. У меня завелся говорящий унитаз, который требует выпить!
В туалете. Аспирант сидит на краю ванной, смотрит на унитаз.
Голос: Сынок, выключи свет. А то глаза режет.
Аспирант встает, выключает свет, снова садится на край ванны.
Голос: Как учеба-то?
Аспирант: Да не очень. Вот профессор только что зарубил мою научную работу. Я ведь, понимаете, хотел, чтобы дети любили физику. Ведь после школы у них часто пропадает всякое желание заниматься этой прекрасной наукой. Преподавателям же абсолютно наплевать как на физику, так и на учеников. Они совершенно не заботятся о том, как дети относятся к их предмету. А ведь фундамент личности закладывается именно в школе. И…
Голос: Постой-постой, а как твоя работа называется?
Аспирант: Определяющие аспекты формирования благоприятной среды для восприятия основных понятий элементарной физики для детей от 7 до 12 лет.
Голос: Интересно. И в чем же заключаются определяющие аспекты?
Аспирант: Ну если вы готовы слушать?
Голос (возбужденно): Конечно готов! Я всегда готов к получению новых знаний! Я вообще открыт для всего нового! Мой мозг может вместить и переработать невероятное количество информации! Мои аналитические способности позволяют моему интеллекту проникать в такие глубины бытия, которые еще несколько столетий будут недоступны для человеческого разума! Я, я и только я...
В этот момент включается общий свет. Входят профессор и Григорий Кузьмич.
Профессор (указывая Кузьмичу на унитаз): Вот он, Григорий Кузьмич.
Кузьмич подходит к унитазу и садится перед ним на корточки.
Кузьмич: Мне сообщили, любезный, что вы имеете желание выпить?
Голос: Вот, наконец, я слышу голос интеллигентного человека. Вас не обманули, таинственный незнакомец. Я действительно имею такое желание?
Кузьмич: И я подозреваю, что вы хотите не иначе как водочки?
Голос: Ее, искуситель! Ее желает мое ненасытное нутро!
Кузьмич: Ну и вы, я полагаю, не намерены заниматься этим в полном одиночестве?!
Голос: Как можно?! Конечно, я бы хотел разделить это удовольствие с вами.
Кузьмич поворачивается к профессору и аспиранту.
Кузьмич: Молодые люди, извольте оставить нас.
Профессор: Ну раз уж такое дело, то мы можем вернуться к нашей работе.
Кузьмич и голос (хором): Прекрасная идея!
Профессор и аспирант выходят. Кузьмич достает бутылку водки и две стопочки. Наливает.
Кузьмич (держит две стопочки): Я хочу поднять этот бокал за наше с вами неожиданное знакомство, которое, я надеюсь, в результате разовьется в крепкую мужскую дружбу, основанную на взаимоуважении и огромной взаимной симпатии!
Голос: Великолепные слова, друг мой. Я со своей стороны хотел бы добавить, что мы с вами обязательно найдем немало тем для разговоров, которые непременно скрасят пасмурные будни двух пожилых людей!
Кузьмич: Виват!
Голос: Виват!
Кузьмич выпивает водку из одной стопки, одновременно выливая содержимое второй в унитаз.
Кузьмич (жестикулируя): Я очень рад, мой дорогой друг, что встретил вас!
Голос: И я несказанно счастлив, что вы повстречались на моем пути!
На кухне аспирант сидит за столом и молча смотрит на профессора. Профессор ходит туда-сюда, продолжая отчитывать аспиранта.
Профессор: Я понимаю, намерения у тебя благородные: привить детям любовь к физике. Но ты представляешь, что скажет профессор Щеглов, когда я покажу ему твою работу?
Аспирант: Вольдемар Маркович, ну почему вы, старшее поколение, не можете мыслить шире?
Голоса аспиранта, профессора, Кузьмича и его друга сливаются в хаотичный хор. В этот момент в комнате за большим письменным столом сидит рыжеволосая девушка – ведущая программы «Один дома».
Ведущая: Вот таким вот образом в обычной однокомнатной квартире могут иногда случаться настоящие чудеса. Тут, конечно, сразу хочется вспомнить слова нашего дорогого профессора Роберта Щеглова, который во время одной из своих лекций как-то сказал, что согласно теории вероятности, подарок от судьбы можно получить где угодно, даже в общественном туалете. Главное, что происходит это всегда внезапно. И в этом вы сами смогли сейчас убедиться. Кто-то, посмотрев наш сюжет, наверно, скажет, что так не бывает, что друзей просто так не находят, что все это выдумки сценариста. Кто-то тяжело вздохнет и подумает, какой же, мол, может быть друг из унитаза, пусть даже говорящего. Но кто-то, какой-нибудь нелюдимый человек обязательно почувствует, как исцеляющее тепло надежды медленно наполняет его сердце и, оглядевшись вокруг, он вдруг обнаружит множество прекрасных вещей, которые черная пелена одиночества прежде скрывала от его глаз: замерзший в причудливой форме плевок соседа на стекле его окна или выкатившуюся из носа ребенка соплю, что так забавно блестит на солнце и многое другое. И кто знает, быть может завтра ему наконец представится случай встретить того самого доброго друга, о котором он мечтал с самого детства.
С вами была Прасковья Козинак. Любите друг друга. Чмоки-чмоки.
Ленин. Трагедия абсурда в одном действии
Действующие лица:
Ленин
Степан – его камердинер.
Красноармеец.
Разносчик пирогов.
1-й мексиканец.
2-й мексиканец.
3-й мексиканец.
Голос за стеной.
Пионер.
Вечер. Конспиративная квартира. Комната очень скромно обставлена. Ленин ходит взад-вперед. Он о чем-то думает.
Ленин: Степан!
Ответа нет.
Ленин: Степан! Черт бы тебя побрал.
Степан (важно входя в комнату): Чего изволите, Владимир Ильич?
Ленин (передразнивая): «Чего изволите». Дурак ты!
Степан молча кивает.
Ленин: Степан, где все? Почему никого нет?
Революция на носу, а никого нет!
Степан (важно): Владимир Ильич, революция случится в 1917 году. А сейчас 1916.
Ленин (грубо):Ты хайло-то попроще сделай, когда с вождем говоришь.
Ленин трясется от ярости.
Ленин: Где Свердлов? Позови ко мне Свердлова.
Степан: Владимир Ильич, Свердлов умер от воспаления легких.
Ленин: О, дурак! Свердлов умрет от воспаления легких в 1918 или 1919… проклятый ревматизм, нет, остеохондроз… туберкулез… фурункулез… о, черт побери…
Степан (так же важно): Умрет или не умрет, а в кабинете его нет.
Ленин: Черт-те что. А Коллонтай? Где Александра?
Степан: Однако ж, Владимир Ильич, не вы ли ей вчера говорили: «Если ты уйдешь, то я выколю себе один глаз, а одноглазый вождь - это черт знает что такое», а когда она сказала: « А вот Кутузов», то вы, грубо перебив ее, заявили: « В общем, выбирай, лицо революции в твоих руках», и стояли перед ней так гордо. А?!
Ленин (краснея): Что - а?!
Степан: А то! Александра Михайловна сделала свой выбор.
Ленин: Послушай, Захар…
Степан (снисходительно): Степан.
Ленин: Неважно, понимаешь, я страстный человек, у меня разыгралось воображение…Что ты так на меня смотришь? Ты что, мне не веришь? Ты думаешь, что человек без страсти смог бы стать лицом революции?
Степан молча качает головой.
Ленин (тяжело вздыхая): Эх, Захар…
Степан (снисходительно): Степан.
Ленин (раздраженно крича): Слушай, вот какая тебе разница, Захар ты или Степан, а? Кто ты такой?
Степан (задумчиво): Может быть вы и правы, Владимир Ильич. Имя — это всего лишь средство идентификации, и по сути дела не имеет никакого значения: душу нельзя идентифицировать.
Ленин (удивленно глядя на Степана): Во как.
Недолгая пауза.
Ленин: Ну да ладно. Послушай меня, Захар…
Степан (снисходительно): Степан.
Ленин (отчаянно крича): Замолчи, дурак. Довел вождя до истерики.
Ленин садится на стул, кладет руки на колени и смотрит перед собой. Он несчастен. Раздается стук в дверь. Ленин испуганно смотрит на Степана и подносит палец к губам.
Ленин: Степанушка, тише. Нас нет дома. Это, должно быть, Коба.
Голос из-за двери: Отворяй! Пироги!
Ленин (с облегчением): Ох, отлегло. Открой, Степан. Пироги привезли.
Степан, шаркая тапками, неторопливо подходит к двери, достает из внутреннего кармана пиджака ключ и открывает дверь. Входит крупный мужчина (окладистая борода, тулуп, лапти) с огромной корзиной.
Разносчик: Только ты, барин, побыстрей. А то Невский забит, а у меня полная телега заказов.
Ленин: Степа, ты спроси, пива привез он?
Степан: Пива привезли?
Разносчик достает из кармана бланк заказа и смотрит на него.
Разносчик: Пива, барин, нет в заказе.
Степан: Пива в заказе нет!
Ленин (безысходно): Ну вот, съездили на курорт.
Разносчик: Не томи, барин, родимый. Работа ж стоит. Заплачивай и шабаш.
Степан, напевая «Боже, царя храни», вытаскивает из кармана деньги, отсчитывает нужную сумму и протягивает разносчику.
Разносчик: Благодарствую.
Разносчик берет деньги, корзину и собирается уходить.
Степан: Э, а пироги?
Разносчик: Прости, барин, оплошал.
Достает из корзины промасленный газетный сверток и уходит. Степан подходит к столу и кладет на него пироги.
Ленин: Степаша, голубчик, сходи к Егорычу в лавку.
Степан молча кивает, надевает валенки и уходит, забыв запереть дверь. Ленин встает, засовывает руки в карманы и начинает прохаживаться по комнате, тихонько напевая «Боже, царя храни». В этот момент в комнату входит красноармеец. Он держит в руках буденовку, наполненную картошкой. Он широко улыбается и открывает рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент Ленин поворачивается к нему в профиль. Лицо красноармейца медленно изменяется, приобретая грозное выражение.
Красноармеец: Вот ты где, пес!
Ленин вздрагивает и резко поворачивает голову к красноармейцу.
Ленин: Ты кто таков? Как сюда попал?
Красноармеец (грозно): Где Шура?
Ленин (в недоумении): Какой Шура?
Красноармеец (почти крича): Где моя Саша?
Ленин всматривается в красноармейца и, узнав его, грустно опускает голову.
Ленин: Нету здесь Санечки.
Красноармеец: А где она?
Ленин: Ты бы картошку положил бы куда-нибудь, хотя бы вот сюда.
Ленин показывает пальцем на стул.
Красноармеец смотрит на картошку, и его лицо снова растекается в улыбку.
Красноармеец (с очень четкой артикуляцией): Да, кстати, хочу предложить вам отличный картофель отечественного производства. Наша компания уже шесть лет успешно работает в сфере оптовой и розничной продажи высококачественного картофеля, выращенного на бескрайних полях Барнаула. Картофель превосходный, можете сами убедиться.
Он кладет буденовку на пол и берет оттуда несколько картофелин.
Красноармеец: Одна к одной!
Ленин заинтересованно подходит к красноармейцу и берет у него несколько картофелин.
Ленин: Да, правда.
Улыбаясь, вертит картофелины в руках.
Красноармеец: За качество ручаюсь. Гарантия три дня. И, кстати, от себя лично могу также предложить валенки. Есть все размеры и все цвета. Вот каталог.
Достает из-под шинели толстую книгу и протягивает Ленину. Ленин берет ее в руки и начинает медленно листать, не переставая улыбаться.
В этот момент в комнату входит Степан с авоськой, в которой лежат несколько бутылок пива.
Степан: Владимир Ильич, я тут цыган привел, чтоб настроение вам поднять.
Поворачивается к двери.
Степан: Романы !!!
В комнату входят три мексиканца в национальной одежде с гитарами. Они переглядываются и начинают петь «Besame mucho». Ленин, Степан и красноармеец садятся за стол, наливают пиво, чокаются и начинают пить и есть. Вдруг раздается стук в стену, и некто начинает истерично кричать женским голосом.
Голос: Сколько это может продолжаться! Каждый день одно и то же. Щас милицию вызову!
Мексиканцы замолкают.
Ленин (раздраженно): Ну, вот! Съездили на курорт!
Красноармеец: Это безобразие! Приличным людям не дают красиво отдохнуть.
Ленин: Тише, тише.
Голос: Щас милиция разберется, кто здесь приличный человек.
Пауза. Ленин, Степан и красноармеец молча сидят за столом. Мексиканцы неловко жмутся к стене.
Степан: Владимир Ильич, а может, цыган отпустим? А то милиция придет, а у них регистрации, наверное, нет. Неудобно будет перед ребятами.
Мексиканцы (с таджикским акцентом): Э-э, дэнги нэт, регистрация нэт.
Ленин: Да, голубчик. Пусть идут.
Степан подходит к мексиканцам и дает каждому по горсти мелочи. Мексиканцы уходят. Степан возвращается к столу.
Ленин (красноармейцу): А покажи-ка нам, братец, твою книжечку.
Красноармеец протягивает им каталог. Ленин и Степан просматривают его, время от времени споря. Через некоторое время консенсус достигнут.
Ленин: Принеси нам, дружок, две пары классики.
Красноармеец: Отличный выбор! Классика никогда не устареет. А какого цвета?
Ленин: Черный, конечно.
Красноармеец: Через полчаса буду.
Уходит.
Ленин (Степану): Я скажу тебе, Степан, одну вещь. Этот человек (указывает пальцем на то место, где сидел красноармеец) – муж Коллонтай.
Степан: Да полно вам, Владимир Ильич, печалиться. Ведь вы же сами сказали давеча Александре Михайловне…
Ленин (перебивая его): Перестань, Захар.
Степан: Степан.
Ленин (кричит, вскакивая): Пошел вон, дурак!
Степан недоуменно смотрит на него.
Ленин: В-о-о-он!
Степан уходит. Ленин один в комнате. Он встает, убирает руки в карманы и начинает ходить по комнате.
Монолог Ленина:
День ото дня не легче.
Ох, беды мои тяжкие.
Наверно даже нищий счастливее меня.
Но нужно ли сносить
Все горести земные,
Свою грудь подставляя под стрелы бытия,
Коль мог бы я уснуть
И видеть сны прекрасные,
И, ничего у мира больше не прося,
Навеки кануть в бездну.
О, нега! О, блаженство!
Зачем же жить вот так, судьбу свою кляня,
Коль можно видеть сны?
Ленин мечтательно смотрит перед собой. Вдруг на его лице появляется тревога.
А что если кошмары
Гнать будут мою душу,
Гнать до конца вселенной, конца которой нет?
Ведь мир тот нам неведом.
Что ждет нас после смерти?
Кто может поручиться, что знает он ответ?
О, горе! О, несчастье!
Кто может мне помочь?
Где тот мудрец, который мне может дать совет?
Остаться и бороться?
Уснуть и не проснуться?
А, может, обратиться к мудрости монет?
(Достает из кармана монету и подбрасывает ее).
Так быть или не быть!
На сцену выходит пионер в школьных брюках, белой рубашке, пионерском галстуке и пилотке.
Пионер (громко, звонко):
Так ли было иль нет, никогда не узнать.
Но концовка истории всем нам известна.
Сейчас мне хотелось бы лишь пожелать,
Чтоб душа бедолаги нашла себе место.
Занавес.
Денис Кокорин: Хомячок.